Яворницкого предал его любимый ученик?
Житель Днепропетровска рассказал, как его отец арестовывал академика.
Период, когда Дмитрий Яворницкий, основатель и первый директор Днепропетровского государственного исторического музея, был арестован, до сих пор покрыт завесой тайны. Приподнять ее попытался историк и краевед Александр Локотков.
Золотой брегет
- В 50-60-е годы прошлого столетия наша семья проживала в старом купеческом доме на Чечеловке, - рассказал Александр Иванович. - В доме было много старинной мебели, посуды, книг, фарфоровых статуэток, подсвечников, шкатулок и прочих безделушек, которым в то время не придавали особой ценности.
Как-то дядя Александра по матери Константин Захарьин, часовой мастер и известный в городе карточный игрок, похвастал массивным золотым брегетом, выменянным им на три серебряных подсвечника у Дмитрия Яворницкого. Сделка состоялась на расположенном по улице Выборгской (бывшая Бойкая) «толкучем» базаре, который в начале 60-х переместился в тупик трамвайного маршрута №8. С 1929 года Захарьин подбирал к брегету детали, но лишь в 1967-м починил.
- Мой отец внимательно осмотрел часы и сказал: «А ведь мне пришлось заниматься академиком Яворницким по нашей линии. На него было множество сигналов, начиная с конца 20-х годов», - вспоминает Александр Иванович. - «Что же мог натворить этот блаженный старик? - удивился дядя. - Он был совершенно безопасен для власти». «Многие так не считали», - ответил отец и поведал, как арестовывал академика.
Скупка краденого?
Доносы на Яворницкого стали приходить в органы НКВД еще в 20-е годы. Анонимы уверяли, будто маститый ученый общается со скупщиками предметов старины.
- Дело в том, - поясняет Александр Локотков, - что в годы революции и Гражданской войны практически все помещичьи усадьбы были разграблены крестьянами. Но в «угаре нэпа» появился спрос на антиквариат, и бесполезные в крестьянском быту предметы старины стали свозиться в город, где продавались на «толчках». За счет этого пополнял свою коллекцию и Яворницкий.
В конце 20-х годов на доносы внимания не обращали. Но в 30-х вспомнили и устранили академика от руководства музеем, оставив на должности консультанта. Ученый пережил сильное душевное потрясение, а его здоровье резко ухудшилось.
Арест
Летом 1937-го отца рассказчика, Ивана Локоткова, занимавшего инженерную должность на ДЗМО, по партийному набору мобилизовали на службу в органы. В них после прокатившейся волны репрессий под названием «ежовщина» (по имени наркома внутренних дел, «кровавого карлика» Николая Ежова) образовалось множество вакансий. Иван получил назначение в отдел, занимающийся борьбой с проявлениями украинского буржуазного национализма, несмотря на уверения, что украинского языка не знает. Именно в это время на Дмитрия Яворницкого обрушился целый вал доносов.
- Их проверку поручили моему отцу, - вспоминает Александр Иванович. - Как он впоследствии рассказывал, ничего порочащего и компрометирующего Яворницкого обнаружено не было. «Это был добрейший, безобидный старик, к тому же иногда впадавший в детство», - вспоминал отец.
В мае 1940-го Ивана Ивановича вызвал начальник отдела и приказал произвести у академика обыск по подозрению в изготовлении и хранении литературы буржуазно-националистического содержания. Поехали на двух машинах. Иван командовал нарядом. В доме возле парка Шевченко еще не спали. Академик сидел в кресле, блаженно улыбаясь.
- Отец показал ему документы на производство обыска в доме и на приусадебном участке, - со слов отца вспоминает Александр. - Но старик, похоже, не понимал, о чем речь. «Дмитрий, - не выдержала жена, - они приехали с обыском». Но он никак не отреагировал на ее слова.
Обыск длился до четырех утра. В поисках тайников простучали каждый квадратный дециметр пола, стен и потолков, перерыли шкафы. Все рукописи, законченные и незаконченные, были изъяты. Но ничего противозаконного не было найдено.
Иван связался с начальником областного управления НКВД по телефону, доложил обстановку, не скрыв, что «старик не в себе». «Вези его к нам», - приказал тот.
Кто «заложил» академика?
Вскоре после этого Иван Иванович Локотков был назначен начальником Никопольского райотдела НКВД и пошел представляться майору Шлихте. Пройдя в его кабинет, застыл у порога навытяжку, ожидая распоряжений. В это время зазвонил телефон правительственной связи. «Что вы там мордуете старика Яворницкого? - спросил первый секретарь ЦК КПУ Никита Хрущев. - Меня одолела украинская интеллигенция - Павло Тычина, Максим Рыльский, а более всех академик Самокши (художник-баталист. - Авт.). Разберитесь и, если нет доказательств вины, освободите». «Товарищ первый секретарь, - громко произнес начальник управления, - занимайтесь, пожалуйста, своими делами. А мы будем заниматься нашими».
- Отец остолбенел, - рассказывает Александр Иванович. - Чтобы начальник областного управления НКВД таким тоном разговаривал с первым секретарем ЦК КПУ? Но, приняв дела, понял: чекистов боялись все, даже партийные работники самого высокого ранга!
Яворницкого освободили, но было поздно. В камере следственного изолятора он заболел двусторонним воспалением легких и вскоре умер. Случилось это 5 августа, в день рождения его друга Ильи Репина.
- За два месяца до своей смерти отец, полковник в отставке, ветеран органов НКВД-МГБ-МВД, застал меня читающим книгу Ивана Ш. «В поисках сокровищ», - доходит до главного Александр Иванович. - Он взял ее в руки, перелистал и вдруг сказал: «А с этой книгой связана омерзительная история. Дело в том, что мы установили всех авторов анонимок на академика. И господин Ш. был одним из них, причем самым активным».
Как оказалось, в конце 20-х годов Яворницкий руководил археологическими раскопками площадей, подлежавших затоплению после возведения плотины Днепрогэса.
- Автор будущей книги исполнял у него роль прораба, нанимая землекопов, обеспечивая им питание и проживание, - поясняет Локотков. - На это выделялись государственные деньги, и немалые. Непрактичный Яворницкий доверил все хозяйственные дела своему помощнику, который, мягко говоря, позволил себе некоторые финансовые злоупотребления. Щепетильный интеллигент не стал поднимать шум, а попросту выгнал виновного, который этого академику не простил.
