Загрузить еще

«Я пишу тебе с войны…»

«Я пишу тебе с войны…»
Фото: Федор и Фаина Грачевы всю войну посылали друг другу нежные весточки.

Пожелтевшие бумажные треугольники, открытки, где с трудом можно разобрать выцветшие карандашные строчки, хрупкие листочки, где поверх чернил - расплывшиеся пятна: так часто их перечитывали, так много над ними плакали. Письма с фронта для одних семей остались памятью о том времени, для других - единственной драгоценностью, которая напоминала об отце, муже, брате, не вернувшемся с войны. Удивительно, сколько тепла и заботы вмещали эти, часто совсем коротенькие, весточки. 

Человек, который все видел 

«28-Х-43. Хутор Красный Партизан. Дорогая моя Берточка! Завтра я выезжаю в Краснодар по делам редакции. Очень прошу тебя не нервничать, придется нам подождать еще месяц. За это время возьмут Крым. Обязательно! Таким образом, я буду свидетелем и участником полного круга крымских событий. Я не могу уехать, мне будет казаться, что я дезертир, никогда себе этого не прощу…»

Размашистый торопливый почерк наверняка с первого взгляда узнал бы специалист-литературовед, но я соображаю не сразу, кто это - «твой Илья». «Да это Сельвинский!» - восклицает сотрудница отдела фондов Центрального музея Тавриды Лариса Дубилей. 

Илья Сельвинский - знаменитый поэт, ушел на войну, чтобы видеть ее своими глазами и писать о ней. Он был вместе с отступающей армией в 1941-м, видел страшные крымские рвы, заполненные телами казненных… Но этого нет в его письмах.

«Поздравляю тебя с днем рождения Таточки. Мне сейчас очень ясно вспомнились твои красные туфельки, которые мне вынесли в родильном доме, когда тебя унесли наверх, и как я заплакал, прижимая их… Не тужи, еще немного, и все будет чудесно! Целую тебя крепко-крепко, свою родненькую, золотую женку». 

Одна семейная история

Мне трудно представить их молодыми, хотя вот же они, на старых фотографиях: дедушка, широкоплечий, в военной форме, через грудь - ремень портупеи, и бабушка, оглянувшаяся через плечо так, что видна копна густых вьющихся волос. Такими они были перед самой войной, Федор и Фаина Грачевы. Есть примета: если у супругов имена начинаются на одну букву, то они всю жизнь проживут вместе. В их случае примета сбылась…

Письма от деда, капитана 2-го батальона 3-го морполка, шли из-под Севастополя. Он уговорил жену вместе с маленьким сыном уехать из Симферополя под Пензу, к его родителям. «14 марта 1941 г. Я очень беспокоюсь за тебя и много думаю о тебе. Когда читаю твои письма, как будто говорю с тобой и с Валериком. Тебе предстоят большие трудности, Фаня. Ты должна беречь себя и сына. И второго, которого ждешь. Как хорошо, что я вас отправил отсюда!»

В осаждаемый Севастополь новости из занятого фашистами Крыма все-таки доходили, пусть и с большим опозданием, и совсем скоро капитан Грачев напишет своей жене: «Фаничка, их больше никого нет!» Их не стало еще осенью 41-го, когда немцы к противотанковому рву под Симферополем свезли всех евреев города: и старенькую маму Фаины, и младшую сестру Верочку, и все-всех двоюродных, троюродных… 

Последнее письмо с фронта датировано 20 июня. Своего второго сына капитан Грачев так и не увидел - малыш прожил всего несколько дней после рождения. Фаина еще не оправилась после этой трагедии, как пришло письмо в казенном конверте. «Пропал без вести под Севастополем». 

Два года в селе мою бабушку считали вдовой, хотя она не переставала надеяться. И ей повезло. Оказалось, два года муж был в Чехии, в немецком лагере для военнопленных. И пусть потом был советский фильтрационный лагерь в Чите, пусть боевые награды вернули только в 50-х - он все-таки выжил. И вернулся. В кармане гимнастерки он привез самодельную записную книжку с адресами товарищей и стихами, что заучивал наизусть. Первым было записано «Жди меня, и я вернусь, только очень жди…»

О любви и надежде

«18 января 1945 года, передовая, землянка завалена снегом. Но тепло от твоей, Инночка, любви. Друг мой перебивает мои мысли и говорит: «Пиши, что скоро поедем домой…» Думай обо мне, думай о нашем будущем».

Это письмо и еще несколько, написанных симферопольцем Игнатием Афанасьевым, тоже хранятся в фондах музея. Он освобождал Крым и Севастополь, дошел до Германии уже в звании подполковника. Нежное «Инночка» - это жене, с которой он прожил много лет. Как и другие фронтовики, о себе мог написать немного - разве что жив-здоров, военные подробности все равно вычеркнула бы цензура. Поэтому он писал стихи - как умел, как чувствовал. О любви и надежде, а эти строчки, пусть и далекие от совершенства, переписывали у него товарищи для своих жен:

«Опять тепло ко мне на фронт

Дошло в письме твоем,

И в этот вечер я с тобой,

Как будто мы вдвоем».

Игнатий Афанасьев свое обещание выполнил - вернулся к своей Инночке. 

В ТЕМУ

В столице первыми бомбили Жуляны

Стрелки часов показывали 5.30. В небе появились самолеты Ю-88. Немецкие летчики, пролетая над аэропортом Жуляны и 42-м заводом, открыли бомболюки. 

- Тугая волна встряхнула ангары, - вспоминал Петр Шурлаков. - В разные стороны полетели металлические листы обшивки, куски черепицы… Летное поле покрылось воронками.

В ангарах начался пожар. Люди, которые работали там в ночную смену, запаниковали. Многие из них погибли. Вчерашний выпускник Киевского танкотехнического училища Петр Шурлаков вместе с другом Петром Родионовым собрали часовых, выкатили уцелевшие пару самолетов и начали гасить пожар. И потушили. 

Когда «наверху» узнали о налете, приказали немедленно поднять по тревоге все части и училища. Это была первая боевая тревога в Отечественной войне.